версия для печати
12345678Основное меню

Пытаясь представить себе Иерархию Космоса, Циолковский интуитивно догадывался о некоторых моментах, связанных с ней. Иногда эти догадки носили характер озарений и неожиданных прозрений. «Так вот, – размышлял он, – этот высочайший избранный гений космоса, созданный бесконечностью пространства, материи и времени, – не правит ли он вселенной с помощью организации из подобных же высших существ? Может быть, существует правитель у каждой солнечной системы, высший правитель у Млечного Пути, еще высший у их группы, плавающей в эфирной изолированной массе, и т.д., вплоть до самого высочайшего, или гения космоса. Но как его представить, когда космос беспределен!»[1] Называя космических Иерархов правителями той или иной области Космоса, он, конечно, не вкладывал в это слово – правитель – того узкоземного смысла, который вкладываем мы. Ему, который прозревал существование подобных высоких сущностей, было крайне трудно найти им точное словесное определение, выражающее смысл самого субъекта. «Но как его представить, когда космос беспределен!» – восклицает он. Сквозь космическую беспредельность и бесконечное время прошедших манвантар было очень трудно и почти невозможно определить суть и смысл высочайших Иерархов, на чьих творческих силах и энергии держалось Мироздание. Но Циолковский сделал огромный шаг в его познании, осознав существование подобных высочайших Иерархов. Иерархия была важнейшей проблемой космической эволюции, и ее решение уже не казалось ему невозможным. «Бог есть совершеннейшая организованная часть мира, обладающая мыслительною силою, совершенством, непостижимым для человека, – таким же непостижимым всемогуществом и другими хорошими качествами. (Эти свойства вполне естественны, но непонятны человеку по ограниченности его умственных сил.) Кроме него (бога) образовалась еще бесконечная лестница существ, более или менее близких к нему по их свойствам и находящихся в координации, или согласии, с ним. Такое представление о боге имеет некоторое подобие с представлением о необыкновенном, добром и могущественном человеке. Это весьма возможно. Но как же расстаться с необходимостью другого бога – первопричины!..»[2] Он с ней и не расстался, развернув ее смысл в своем кредо 1932 года. Он не смог пожертвовать этой первопричиной во имя самого слова – бог, смысл которого так по-разному трактовался в самом человечестве. Что же касается лестницы совершенных, то она вызывает образ Лестницы Иакова, о которой мы читаем в Библии. И этот момент крайне важен в создании новой картины Мироздания, которая опирается на нахождения, известные человечеству с глубокой древности, но обретшие в наше время новую форму. Он поднимался мыслью по этой лестнице и, минуя множество богов или иерархов, достигал самого Высшего, в котором и скрывалась самая великая тайна Мироздания. «Этот высший бог порожден Вселенной и, может быть, и есть сам КОСМОС. Итак, мы должны признать существование множества богов самых разных рангов. Чем они выше, тем дальше от человека, тем непостижимее ему»[3], – рассуждал он.

«Есть ли он (высший бог. – Л.Ш.) сам КОСМОС или некое выделение из него, так сказать, личный бог (некое отдаленное подобие высшего воображаемого человека), сказать трудно. Форма его, размеры, органы, свойства и т.д. – все это совершенно для нашего сведения недоступно. Однако, принимая Вселенную бесконечной, что весьма вероятно, не будет конца рангам божеств»[4].

Он сумел своей мыслью проникнуть в самую глубину космических уровней и прозреть в них космическую Иерархию самых высоких степеней. Но «ослепление Землей», как он называл этот энергетический процесс, помешало ему проникнуть в реальность и суть этих космических сил. На этом пути он встретился с неизбежной диалектикой явления Земля–Космос. Он пришел на Землю, наполненный дыханием Космоса и богатством знаний о нем. Он должен был донести их до людей. Но энергетические эманации плотной материи Земли не дали ему возможности увидеть космическую реальность во всем ее богатстве и найти к ее определению соответствующие слова земного языка. Космос каждый раз ставил перед ним проблемы, в решении которых ему не могла помочь эмпирическая наука с ее мощным экспериментальным аппаратом. Там, куда доходила его мысль, откуда шли его озарения и прозрения, земной научный эксперимент оказывался бессильным. Он хорошо понимал, что именно человеческое сознание выстраивает мосты между земным познанием и космическим предметом или явлением эмпирического исследования. Но моста к высшей космической Иерархии не было, он был утрачен наукой еще в прошлом. Можно ли его восстановить теми средствами, которыми обладала земная эмпирическая наука? Он не мог ответить на этот вопрос. Он только осознавал, что отрицательный ответ рано или поздно приведет науку, которую он так боготворил, к кризисным явлениям. Как он мог облечь в научные термины голос Вселенной, который звучал в глубинах его внутреннего мира, какая экспериментальная аппаратура плотного мира могла его поймать? Но, кроме этого голоса, Вселенная обладала и волей. И временами ему казалось, что то, что существует в самом человеке и предназначено к познанию, намного тоньше, совершеннее и восприимчивей, чем самая лучшая аппаратура земных экспериментальных исследований. Возможно, что именно эмпирическая наука более, чем любая другая область познания, «ослеплена Землей», ее плотной материей. Интуиция подсказывала ему, что плотная материя Земли не есть единственное ее состояние, что существуют миры иных состояний материи, иных измерений, более высоких уровней сознания. И именно через эти миры Космос проявляет свою волю и власть. «Но кроме миров, подобных человеческим, возможны миры из веществ иных плотностей и иных размеров <…> Делимость материи, вероятно, беспредельна»[5], – отмечал он. Размышляя о делимости материи и ее преображении, он высказал мысль о том, что в тонких мирах существуют тонкие обитатели, и не они ли входят в тело плотного человека в виде души. Это было удивительное прозрение, получившее позже свое подтверждение, но не в такой прямолинейной форме. «Ослепление Землей» продолжало действовать, и он сам же отверг свое предположение. Однако даже «ослепление Землей» не смогло изменить или исказить его идею о Иерархии разумных сил и ее воле. «Воля человека, – утверждал он, – и всяких других существ – высших и низших – есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной. Все от нее. Но прежде, чем дать истину, она колеблется в нас между правдой и заблуждением. Приходит, однако, время, когда истина устанавливается, как она, наверно, установилась в достаточно живших мирах, т.е. почти во всей Вселенной. Ни у одного существа ее, хотя бы превосходящего разумом человека в миллионы раз, нет воли и свободы действий с точки зрения вне космической»[6]. И еще: «Этот голос (Вселенной. – Л.Ш.) давно шумит во всем космосе и есть преобладающий знак истины. Земля сейчас еще до нее не доросла вследствие ее младенческого возраста»[7].

Есть воля Вселенной, и есть свободная воля человека. Воля Вселенной не действует насильственно, она не несет наказания ослушавшемуся. Когда свободная воля человека приходит в противоречие с волей Вселенной, что часто происходит в плотном мире, то в энергетике Мироздания объективно возникают процессы, несущие негативные последствия тому, кто сделал неверный шаг. Взаимодействие воли Вселенной и свободной воли человека есть драматическая и тяжелая проблема человеческого бытия. Эту драму ощутил Циолковский, выразив ее словами о колебании свободной воли человека «между заблуждением и правдой». Амплитуда этого колебания зависела от уровня сознания выбирающего решение и его понимания роли Космоса в жизни Земли и в его собственной. Чем тоньше материя и выше сознание человека, тем лучше он слышит и ощущает волю Вселенной и осознает необходимость ее принять и подчиниться ей. Он в этом подчинении не ощущает никакого дискомфорта или гнета, ибо, в конце концов, в этой общей воле Вселенной есть и часть его сознательной и свободной воли. Циолковский считал, и, видимо, справедливо, что воля Вселенной реализуется через ее разумные силы, которые вмешиваются время от времени в жизнь земного человечества. Существуют явления, замечает он, которые свидетельствуют «о проникновении каких-то разумных сил в наш мозг и вмешательстве их в человеческие дела. Я сам два раза в жизни был свидетелем таких явлений и поэтому не могу их отрицать. Если же они со мной были, то почему не могли быть с другими. На этом основании я допускаю, что некоторая часть такого рода явлений не иллюзия, а действительное доказательство пребывания в космосе неизвестных разумных сил, каких-то существ, устроенных не так, как мы, по крайней мере, из несравненно более разреженной материи»[8].

Иными словами, Циолковский прослеживает в Космосе деятельность различных разумных сил, влияние которых ощущается на Земле. Но сами жители Земли, по мнению Циолковского, к такому контакту не готовы, и опять-таки в силу своего незначительного уровня сознания, невежества, а подчас и фанатизма. «Заявление иных миров произведет невообразимый переполох на Земле. Явление не будет понято, и фанатизм поднимет голову, начнутся войны, погромы и черт знает что. Когда же распространится просвещение, возвысится культурный уровень, тогда мы узнаем многое о жителях других планет. Пока довольно и того, что я вам сообщаю. Это необходимая предварительная прививка»[9]. Здесь Циолковский явно переоценил землян. Большинство из них о подобном контакте просто бы не знали, другие бы не заметили, третьи не поняли бы, четвертые – не поверили бы и т.д. Никакими глобальными катастрофами этот контакт нам не грозил бы. Плотная материя будет всегда сопротивляться такому знанию, как она делает и теперь, много лет спустя после ухода Циолковского. «Таинства материи и сил, – писал он, – открываются непрерывно. Расширяется представление о Вселенной и ее причине. Все изменяется, все течет, в общем, к высшему, к лучшему»[10].

Циолковский был одним из первых ученых, постигших бесконечность идущих в Космосе изменений, беспредельность самой Вселенной и безначальность жизни, заполняющей этот Космос.

«Вселенная никогда не умирает, не угасает, не исчезает, вечно горят ее огни, вечно живут ее существа, господствует над всем высший разум. Если одни солнца угасают, то другие возникают. Общий огонь Вселенной никогда не потухает <…> Если Вселенная и угасает, то может снова возникнуть. Жизнь ее оказывается периодичной, а это еще не гибель. Вечное возобновление, так сказать, воскресение еще не приводит нас в отчаяние <…> Раз Вселенная всегда горела огнями и жизнями, то не может она и погаснуть <…> Выходит, что космос не умирает. А если и умирает, то снова возникает – без конца»[11]. Много позже наука проникнет в процесс умирания и воскрешения Вселенной, но многое в этом процессе останется для ученых еще неясным. Картина же периодов умирания и воскресения Вселенной, нарисованная гениальной мыслью Циолковского, останется для науки путеводным маяком, ибо в ней был заключен Великий закон Космоса – движение космической эволюции через бесконечность противоположения жизни и смерти, воскресения и умирания. Начиная от человека и кончая беспредельными пространствами космических тел и межзвездного вещества – везде неуклонно действовал этот закон. Противоположения – это то, что двигало эволюцию человека, планеты, Вселенной. Он со всей остротой своей интуиции прозревал, что без противоположений, без двух полюсов с противоположными знаками не может существовать ни одно явление в Мироздании. Если по каким-либо причинам оставался один полюс, явление переставало быть явлением, утрачивая способность к развитию и поступательному движению. На земле особенно ярко был выражен этот двухполюсный мир – добро и зло, Христос и Антихрист, свет и тьма.

«Между противоположными полюсами – высшей степенью добра и высшей степенью зла – существует множество промежуточных ступеней. Посередине стоит средний человек, обыватель, ни то ни се, ни горячий, ни холодный: непостоянный человек»[12], – писал он. И, разъясняя эту особенность космической эволюции, отмечал: «Долгое время отрицательная сила преобладает. Но в конце концов, через определенный, сравнительно небольшой промежуток времени, она должна сдаться и уступить положительному полюсу»[13]. Существование однополюсного мира может привести к его разрушению. Здесь мы имеем дело с несколько прямолинейным осмыслением закона противоположения. В мире плотной материи, где уровень дифференциации крайне высок, зло не сможет быть побеждено без преображения самой материи.

У него была своя миссия на Земле, и он выполнял ее так, как удавалось очень немногим. И, конечно, он спешил. Он понимал, что то, что он задумал, делается не сразу, на это, возможно, уйдут века. Но где-то в сокровенной глубине своей души он ощущал непреодолимое желание увидеть все это воочию, почувствовать космическую невесомость, о которой он писал, увидеть небо за пределами земной атмосферы и преодолеть земное тяготение с помощью мощных двигателей космической ракеты, которую он так точно и подробно себе представлял. «Ничто меня так не занимает, – писал он, – как задача одоления земной тяжести и космические полеты. Кажется, половину своего времени, половину своих сил я отдаю разработке этого вопроса. Мне вот уже 78 лет, а я все продолжаю вычислять и изобретать касающееся реактивной машины. Сколько я передумал, какие только мысли прошли через мой мозг! Это уже были не фантазии, а точное знание, основанное на законах природы; готовятся новые открытия и новые сочинения. Но фантазия также меня привлекала. Много раз я брался за сочинения на тему “Космические путешествия”, но кончал тем, что увлекался точными соображениями и переходил на серьезную работу»[14]. Последняя фраза этого значительного фрагмента открывает тайну творчества самого Циолковского, в котором тесно взаимодействовала фантазия с реальной наукой и сама фантазия плавно переходила в вычисления и формулы. В этом случае можно спросить, что же такое фантазия, посещавшая ученого, озарявшая его и служившая отправным пунктом научно-практической деятельности? Где был ее источник? У Циолковского с фантазии начиналась серьезная научная работа, подтверждавшая ее реальность. Фантазии эти существовали в духовном пространстве человеческого познания. В своей работе «Вне Земли» он подробно описал жизнь на борту космической ракеты, выход космонавтов в открытый Космос, а также путешествие на Луну и приводнение после спуска летательного аппарата. С фантазии начиналась его идея о заселении землянами околосолнечного пространства, а кончилось все подробным описанием их космических жилищ, их образа жизни, их метода питания и много другого, что может вызвать неподдельный интерес серьезных ученых. Подробности этих описаний, опять же, столь реальны и столь неожиданны, что невольно при их чтении возникает ощущение присутствия. Такие детали мог изобразить только реальный свидетель. «Поместимся в тени его (космического жилища. – Л.Ш.). Солнца не видно, общая картина окажется очень странной. Мы почувствуем себя в центре небольшого черного шара, усыпанного разноцветными точками: звездами и туманными пятнышками. Кроме того, через весь шар тянется широкая туманная полоса Млечного Пути, кое-где раздваивающаяся. Каждый раз, заслонясь от Солнца, мы погружаемся в ночь. Удалившись от жилища и не выходя из его тени, мы зараз увидим почти все небо, всю сферу. Солнце бы нас убило своими ультрафиолетовыми лучами, если бы обыкновенные стекла нашей одежды и жилища не предохраняли нас от них. На Земле нас хранит от них атмосфера. Выплыв из тени, мы увидим Солнце. Оно покажется нам гораздо меньше, чем с Земли, таким же уменьшенным, как и небесная сфера. Это субъективно, оно нисколько не уменьшилось. Трудно представить себе, что чувствует человек среди Вселенной, среди этого мизерного черного шара, украшенного разноцветными блестящими точками и замазанного серебристым туманом. Нет ничего у человека ни под ногами, ни над головой. Может быть, ему представится, что он вот-вот упадет на дно этого шара, в ту сторону, куда обращены его ноги»[15]. Далее он описывает космические жилища, где поддерживаются нужная температура, влажность, добываются с помощью соответствующей аппаратуры вода, пропитание и все остальное, что нужно человеку для жизни. «Солнце, – продолжает он, – может нам давать древесину, уголь, крахмал, сахар и все бесчисленные множества веществ, доставляемых и сейчас растениями на Земле. Они такой же источник силы, как и каменный уголь, водопады и ветер на нашей планете»[16]. Циолковский создавал чертежи космических ракет, рассчитывал конструкции околосолнечных жилищ человека, изобретал крылья для передвижения человека в Космосе. «Человечество, – утверждал он, – не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство»[17]. Он раскрывал перед человечеством грандиозную перспективу заселения Космоса, раздвигал узкие земные границы, суля невиданное ему будущее и вечную счастливую жизнь. Он подкреплял все это реальностью науки, забывая порой о реальности самого Космоса, в котором шли свои сложнейшие процессы взаимодействия различных видов материи и энергий, подчиненные Великим космическим законам, рамки которых были точны и неумолимы. Но «ослепление Землей» сдвигало реальность этих рамок, делая допустимым то, что не могло быть допустимым. К «ослеплению Землей» у Циолковского добавилось и «ослепление наукой», которое в значительной мере вторгалось в его новаторские представления о космической эволюции. «Есть два рода жизни, – отмечал он. – Одна сама начинается на небесном теле и достигает известной степени развития, другая заселяет небесные тела и пространства путем переселения»[18]. Отвлекаясь от проблемы возникновения или вечности жизни, как таковой, можно сказать, что первую Циолковский отдает естественной эволюции, вторую же – науке и технике, которые рассматривает как основные инструменты эволюции человечества. Иными словами, если первая категория жизни идет в соответствии с законами космической эволюции и ее энергетики, то вторая – есть результат деятельности самого человека, вступающего в своеобразную конкуренцию с самой космической эволюцией и оставляющего за собой право вмешиваться в ход этой эволюции. Он смешивал оба способа жизни, стараясь ликвидировать то противоречие между ними, которое возникало неизбежно при их разделении. В этом случае произошло определенное столкновение философа и ученого в пространстве космической эволюции человечества. И если философ искал закономерности этой эволюции и немало сделал в этом отношении, то ученый стремился с помощью науки и техники «улучшить» эволюцию человечества, вмешиваясь в ее ход, что само по себе выглядело, с точки зрения законов этой эволюции, недопустимым. «Ослепление наукой», через которое проходил Циолковский, усиливало в нем традиционный взгляд на вещи и расширяло пространство, где переставало действовать Высшее начало, основной принцип космической эволюции. В этом случае человек помимо своей воли с помощью науки и техники ставил себя на место этого Высшего начала. Но уместна ли здесь подобная критика великого ученого? Полагаю, что нет, ибо сам Циолковский, его явление на Земле, были связаны со сложнейшими процессами самой космической эволюции, и поэтому мы обязаны понять его и доброжелательно осознать некоторые отклонения в его космическом учении, которые были связаны с очень серьезными моментами – «ослеплением Землей» и «ослеплением эмпирической наукой». История человечества и его подвижников знает лишь единичные случаи, когда удавалось преодолеть такое «ослепление». И чем выше был уровень эмпирических научных знаний индивидуальности, тем большая возникала опасность «ослепления».

Но вместе с тем, когда под влиянием каких-то обстоятельств уходил туман этого «ослепления», он четко видел реальность Космоса и его влияния на земную жизнь. «В земной жизни, – утверждал он, – и в жизни Космоса далеко не все так просто, как думают наши ученые и философы, и высокий разум мыслящих существ уже не раз вмешивался в стихийные силы природы, в явления космических масштабов, только мы еще не научились замечать эти вмешательства. Но с прогрессом науки мало-помалу будут вскрыты те конструктивные изменения, которые внес высокий разум мыслящих существ в высокие, но слепые силы материи. Для того чтобы заметить эти влияния, понадобится несколько столетий или даже тысячелетий упорной работы ученых, если в один прекрасный день космический корабль, прилетевший из далекой галактики, не раскроет нам основные законы Вселенной»[19]. Но пока этот космический корабль еще не прилетел и не ожидался даже в недалеком будущем, ученым и, в частности, самому Циолковскому приходилось самим справляться с проблемами космической эволюции. И возникавшие при этом различного рода отклонения были не ошибками или недостатками самих ученых, а наиболее драматическими моментами в их творчестве. Циолковский полагал, что заселение человеком Космоса приведет к существенным в нем изменениям. «Будет полный простор для развития как общественных, так и индивидуальных свойств человека, не вредящих людям. Картину душевного мира будущего человека, его обеспеченности, комфорта, понимания Вселенной, спокойной радости и уверенности в безоблачном и нескончаемом счастье трудно себе представить. Ничего подобного ни один миллиардер сейчас не может иметь»[20].

---

Примечания

12345678Основное меню